– Иван, иди скорее к телевизору, смотри, это ведь Вася Гуськов... я и глазам своим не верю…. Ну помнишь, напротив нашего барака, в землянке жили, сколько лет прошло!

Иван Сергеевич водрузил на нос очки и стал всматриваться в лицо выступающего с трибуны докладчика, министра сельского хозяйства республиканского региона.

– Неужто Васька, старший из детей Гуськовых?

Да, он, конечно – не очень изменился, узнаваемый, только солидный и уверенный в себе человек, и костюм, видно, дорогой. Ишь, и речь свою водой из графина запивает.

– Слышишь, Ваня, вопрос ему задают — Василий Николаевич! Точно он, отца-то Николаем звали...

– Надо же, – женщина утирала слезы радости и повторяла, – как хорошо, что в тот далекий день «аванец» на работе давали!

– Что же ты плачешь, Авдотьюшка (так муж любя называл жену Фаину), стал парень министром, большим человеком, а про тебя и не вспомнил, не то, что долг, даже спасибо не сказал!

– Все равно, хорошо, Ваня, что у меня деньги в тот день были. Выучился парень не в ремесленном, как многие, до института дошел, молодец то какой!

– Только и видела ты этого Ваську с того дня, когда последние деньги из семьи отдала, – уже с ноткой досады сказал Иван.

– Да ведь некогда ему, Ваня, видишь, какая ответственная у Васи работа, семья наверное есть, до меня ли ему, – с материнским теплом в голосе, ответила жена, – каким человеком стал, вот радость-то какая!

– Ну мог бы открытку с одним словом «спасибо» прислать, – не унимался Иван.

– Да разве помнит он адрес, – оправдывала Ваську Фаина, – сколько лет прошло.

– Зато я с ребятами хорошо помню, как выживали до получки, болел я тогда, не работал, картошка вся замерзла, зима-то какая была...

– Не помню я, Ваня, чтобы кто из вас жаловался: капуста квашеная, грибы, клюква были!

– Но хлеба-то не было! И ребятам в школу на обед...

– У нас, Иван, в трудностях сыновья хорошие, трудолюбивые выросли, добрые, никто плохого слова о них не скажет!

– Эх, Фаня, Фаня, почти двадцать лет в очереди на квартиру стоим, сходила бы ты в горсовет, забыли уж там про нас...

– Ходила я, Иван, мы пока третьи в очереди, получим!

– Сколько уж лет третьи, Фаня?

– Значит, кому-то хуже, Иван, люди еще в землянках маются, а у нас хоть и в бараке, а квартира теплая, и колодец с водой рядом!

– Так вот почему пьющие Гуськовы в первой же новостройке квартиру получили и на очереди не стояли, – догадался Иван, – Васька все вопросы решил! Написала бы ты, Фаня, письмо этому министру, что так и так, помоги квартиру получить, не забыл ли ты меня, ну и прочее, – иронично посоветовал Иван.

– Как можно квартиру просить, Ваня, за то, что нищему мальчишке на хлеб и билет подала. Подойдет наша очередь, а по головам не пойду!

– Эх, Авдотьюшка, пошутил я. Сколько помню, никогда и никому ты не отказывала в помощи и взамен ничего не ждала. Если бы не ты, – расчувствовался Иван, – давно бы меня не было на этом свете, да... Как наши из концлагеря освободили – сразу сюда этапировали спецконтингентом, для проверки документов, два года проверяли, кто я и как в плен попал, два года паспорт не выдавали, а без него на работу не устроишься.

– Да какой из тебя был работник, Ваня, кожа да кости, язва желудка, едва и выжил, это правда.

– Все помню, жена, козу Зорьку ты тогда купила, молоком отпаивала и отвары из подорожника готовила – а ведь вылечила! Это я так, для порядка поворчал, Авдотьюшка, бывает немного досадно, когда добро забывают. А за Ваську я ведь тоже рад, из землянки, из болотной глуши — в министры, видно умом и упрямством взял.

Иван закрылся газетой, а Фаина окунулась в воспоминания многолетней давности.

Землянка Гуськовых стояла в стороне череды длинных бараков пересылки. Зимой ее до самой трубы заносило снегом, а летом она стояла в воде до окошек. Пятеро детей, мал мала меньше, работал один отец. Друзей не было ни у детей, ни у родителей. С соседями здоровались приветливо с перегаром после вчерашнего...

Однажды вечером в дверь постучали, у порога стоял старший сын Гуськовых — Васька. Очень она тогда удивилась, ведь не бывал никогда. С улыбкой пригласила войти, с расспросами не торопилась, ведь не просто так он к ней пришел, успокоится, сам скажет. А пока усадила за стол, налила горячего чая с шанежкой.

– Мне 14 рублей на самолет надо, тетя Фаина, в сельскохозяйственный техникум поеду поступать, потом дальше буду учиться.

– Билет 14 рублей, Вася? – переспросила женщина, – а на хлеб?

– Так ведь стипендию будут платить, – со знанием дела ответил подросток, – а если без троек буду учиться, так и повышенную.

– Самому только 14, семь классов закончил, а уже такой самостоятельный, – ободряюще поддержала мальчишку Фаина. «Только до стипендии еще надо дожить, одному, в чужом городе», – уже про себя размышляла женщина.

– Вот скажи ты мне, Вася, – сказала, поглядывая на сумку, в которой хранился нетронутый еще «аванец», – почему именно ко мне ты пришел?

– Да я и сам не знаю, тетя Фаина, наверное Бог привел.

Женщина достала деньги и протянула парню все 20 рублей – здесь и на билет и на хлеб на первое время хватит, учись, сынок! Затем принесла заветную коробку, достала простой медный крестик, надела его Василию и перекрестила – езжай, Господь с тобой и дальше тебе поможет!

Не было на пересылке церкви, таинство полукрещения совершала бабушка. Вот для этого и привозила Фаина крестики из Костромы. Хранила их пуще глаза от лихого любопытства.

Поклоном, как взрослый, поблагодарил ее Вася за понимание и доброту, обещал вернуть деньги, как только сможет. Не ждала Фаина денег, только бы поступил! Да видно, закрутился в мирской суете, не мог забыть тот далекий день, который стал его первым шагом в большую, взрослую жизнь.

Больше она никогда не видела Васю, не сетовала и не вспоминала невозвращенный долг, только душу переполняла счастливая радость – как хорошо, что в тот день «аванец» давали! Слава Богу за все!