Тишина в школе, первая смена закончилась, добрая техничка тетя Маша заняла свое место на табурете у входа, вот-вот вихрем и гомоном влетит с улицы вторая, их надо охолонуть, чтобы валенки от снега обмели, разделись и повесили одежду. На низкой скамеечке сидели три первоклассника, а девочка-подросток в черном пальто, подпоясанном белым пояском от халата (так теплее), заботливо поправляла на них шапки, шарфы и варежки. Она сэкономила сегодня пятачок, сейчас купит в школьном буфете сладких подушечек, всех угостит по одной, и поведет их домой, на пересылку. Идти далеко, через пути железной дороги.

Уже который год девочка добровольно ведет малышню в школу и приводит обратно. С ровесницами Светка не дружит, они уже в четвертом классе, а она застряла во втором. Дома девочку ждут три младшие сестры, свой пятачок она тратит на большую сдобную булку, и к чаю, как взрослая, разрежет ее на четыре части. Сама не ест, подаст сестрам и маме, они поверили, что Светка не любит вкусных, сладких булок.

Мать Нюра больше всего на свете боялась учителей за дочкины двойки. Стыдилась соседей за второгодницу, но ни крики, ни уговоры не помогали. Светка в дверь, мать – вопросы: что по «арихметике», что по письму? Девчонка тоже побаивалась мать и на ее вопросы приспособилась отвечать по-своему – она закрывала глаза и медленно сползала на пол по одежде на вешалке (чтоб не больно было), широко раскинув руки, как неживая. Нюра пугалась, брызгала на дочь холодной водой, поднимала, прижимая к себе и причитала: с тобой я, доченька ты моя, душа устала, прости ты меня...

Песковы жили удивительно дружно. Нюра говорила мужу: «Коля, ты тово...», он с готовностью отвечал: «Ага, я счас...». Так и он обращался к жене, а что «тово», понимали только они сами, неграмотные, добрые, связанные единством и заботами своей большой семьи.

Нюра приехала на Север по эвакуации, а Николая привезли этапом, еще в 43-м. Служил рядовым в железнодорожных войсках, какой-то эшелон не ушел вовремя по маршруту назначения, он оказался «стрелочником», а по скорому приговору трибунала — вредителем. Здоровье подорвал на лесоповале, теперь работал сторожем в магазине и постоянно подрабатывал как мог. Светка с восьми лет рядом с отцом – вместе бревна пилят, он дрова рубит, дочь в поленницу укладывает, летом оба в лесу, грибы-ягоды собирают, Светка на базаре продает.

Нюра вручную обрабатывала картофельное поле вдвоем с дочкой, колодец с водой далеко, мать с коромыслом три ведра несет, Светка два. Нюра траву для коз косит, дочь сено ворошит, в стог подает.

Кому было их судить? Жалели и ребенка и родителей. Учителя видели разбитые недетским трудом руки и не будили, когда ее голова ложилась на парту, а соседи — все у них на глазах. Девочка очень добрая, не по годам взрослая, а учеба, может, и не самое главное в этой тяжелой суете, главное — человек растет хороший, надежный!

К четырнадцати годам Светка наконец одолела пятый класс.

...Однажды утром не вернулся с работы отец. Нюра голосила на всю пересылку вместе с девчонками, им было о чем горевать. Как всегда, помогли всем миром. Позвали и Анисиху, с вечера до утра она читала псалтырь по усопшему.

Анисиху уважали и побаивались, бездетная вдова, обряд полукрещения совершала, ездила на богомолье. Неохотно брала яичко или молоко, в качестве оплаты за свой груд, ей бы ничего не надо! Глаза лучились благодарной признательностью за доверие. Светка всю ночь, внимательно слушала псалтырь, а утром попросила разрешения зайти к Анисихе, когда время будет. – Конечно, приходи, ласково ответила женщина.

Пересылка сопереживала Нюре, как одна четверых поднимет? А они выплакались и распределились как солдаты в бою, жить надо! Нюра пошла на работу, уборщицей в контору, Светка в вечернюю школу, поросенок, козы все на ней, вторая, Валя, помогает после учебы, уборка на младших, все разом повзрослели, работа кипела, как в муравейнике.

Светка изредка ходила в гости к Анисихе, книжки от нее приносила, подаренную иконку в Красный угол устроила. Нюра не одобряла такой дружбы не по годам, но и не возражала, не научит верующая плохому ее дочь.

Не согнулись, не дрогнули, выпрямились встать, все обуты, одеты, сыты!

Светке семнадцать исполнилось, на работу устроилась, а тут еще и паренек-солдат из войсковой части, стал появляться у их калитки в часы увольнения. Почти год они так дружили, он по одну сторону калитки, она по другую. Наконец решился парень, обратился к матери для знакомства и сердечного разговора, пригласила она его в дом войти. Рассказал, что решил после службы здесь остаться. Светлане через месяц восемнадцать! На свадьбу не потянут, а вечер справить родители обещают помочь, на костюм и ботинки пришлют, ну и на стол немного.

Вениамин Нюре понравился, открытый, бесхитростный и понятный. Она окликнула дочь. Светка, красная как маков цвет, растерянно вытянулась перед матерью, готовая к худшему. «Валя, – позвала Нюра вторую дочь, – спроворь чай...» Светка вздохнула с облегчением. Мать дала время поволноваться молодым за ее самый главный материнский ответ и сказала: «Что же, дети, ваше решение уважаю, Совет да Любовь вам!»

Засуетилась Нюра готовиться, соседям сообщила, в бараке все как родные, как не позвать. Наступил обозначенный день, все собрались за накрытым столом, невеста в новом платье, жених в костюме и галстуке. Гости не принесли подарков, собрали деньги в один конверт, молодые сами решат, что им важнее.

Посидели, поздравили, танцевали под патефон. Попытку крикнуть «горько» Светка пресекла мигом, она встала с решительностью покинуть гостей и стол. Все поняли, что личные отношения невеста напоказ не выставит и ограничились веселыми тостами.

Гости разошлись, но уснуть не успели – какой-то странный, шумный топот то приближался, то удалялся вокруг квартир барака. Встревоженные соседи вышли и увидели нечто странное, первой, как лань, Светка летела, за ней коренастый молодой муж Вениамин, за ним Нюра, за ней три девчонки. Вся команда дала еще пару кругов. Фронтовичка Неонила со словами: «Дедка за репку, бабка за дедку...» встала на пути невесты, а та упала ей на грудь, как на спасительный щит и заревела. Заплакала и мать. Вениамин растерянно застыл на одном месте. Неонила затоптала окурок папирос каблуком кирзового сапога и приказала: «Так, бабоньки, все за мной, а вы, мужики, успокойте парня, сейчас разберемся». Женская половина двинулась в дом Нюры, а мужчины расположились на крыльце.

Светка от слез не могла и слова сказать, а мать возмущенно требовала ответить:

– Пошто замуж шла, если в первую же ночь, к матери под одеяло залезла?

– Дак я же и сказать ему не успела, как ты меня с ним спать отправила и дверь закрыла, – рыдала дочь.

– Что сказать-то надо было? Что натворила, говори, второгодница!

Это, шутка сказать, кровать новую справила, не матрас из сена, а перину и подушки из оленьей шерсти, а она – нате вам, от мужа, к матери под бок!

– Зачем замуж пошла?

– Чтобы хозяин в доме был...

– Светка, ты помнишь, я ведь с отцом-то, хозяином, в одной постели спала!

– Дак это ж папа!

– Вам папа, а мне-то муж, двоечница! Ты почему убежала-то от него, говори!

– Дак обниматься хотел, целоваться, – плакала Светка.

– А надо было кусаться, – отрешенно добавила мать.

Соседки бессильно опустились на пол, и только Неонила невозмутимо понимала, что Нюра не дает своим напором девушке сказать что-то важное и главное для нее.

Мать от усталости немного успокоилась и велела Вале, на всякий случай, занять место на своей кровати, а то опять Светка прибежит, не зря ей «арихметика» не давалась.

Потом спросила:

– Светка, а ты Веню-то любишь?

– Нe знаю, только хороший он, добрый, не обидит...

– Будешь убегать, он сам уйдет, – предупредила Нюра.

– Не уйдет, я сказать не успела...

– А что сказать-то, что сказать, у тебя и по письму одни двойки были... сказать…

– А то, что ЗАГС — это бумажка, повенчаться надо перед Богом, тогда и счастье будет, – с надеждой, что ее поймут, выдохнула Светка.

– Где ты церковь тут найдешь, кто вас повенчает? – безнадежно спросила мать.

– 12 часов на паровозе надо ехать, Анисиха сказала куда.

– На паровозе, а деньги у тебя на паровоз есть?

– Есть и билеты и деньги, соседи подарили. Я хочу, чтобы Веня долго жил, и я с ним, по-божески.

– Светка, – притихшим и тревожным голосом спросила мать, – а ты хоть знаешь, отчего дети родятся?

– Точно не знаю, в школе не проходили.

Бессильно опустились руки Нюры:

– Да в школе ты в пятом классе таблицу «множения» едва выучила, в «оморок» ложиться научилась, чтобы мать пугать. Я тово, если после церкви ко мне спать прибежишь... девчата, да помогите мне с ней, что теперь делать, если в школе не учат, а может и учат, но все у дочки мимо ушей пролетело, может к учителям мне обратиться, чтоб ей помогли?

– Когда паровоз-то, Светка?

– В шесть утра!

– А Веня, муж твой, еще и не знает?

– Дак ты не дала сказать...

– О-о-о-й, – со стоном протянула Нюра, – у тебя, может, еще какая тайна есть, да я не дала сказать? Валя, дочка, вставай, накрывай стол, проводим молодых… Никому спать не дала, за одну ночь всю душу наизнанку вывернула, ну я тебе устрою встречу, если ты опять ко мне спать придешь. Всё новое справила, кровать, перину, как человека замуж выдала, а она и пошла, хозяин ей нужен, двоечнице, а откуда дети берутся, не знает.

От этого неподдельного, горестного и наивного непонимания у соседок от смеха текли слезы, скулы свело судорогой.

Неонила волевым голосом приказала соседкам встать, приструнила – что раскудахтались, как курицы, до икоты, когда самое время о своих дочерях подумать... А ты Нюра, не голоси, и к учителям ходить не надо, нет такой откровенной науки в школе, отчего дети родятся. Без тебя разберутся. Только чистая у тебя дочь, как роса на цветке, а ты обзываешься, некогда было девчонке в душу заглянуть, только сейчас и опомнилась.

– Я что, – заплакала мать, – разве я знала...

Мужчины озадаченно терли рукой кто лоб, кто затылок. Фронтовики, а потом сидельцы лагерей, многое пережившие, не умели вести деликатные разговоры и теперь напряженно ждали появления Ненилы. Она отвела Веню в сторону и что-то говорила, а он согласно кивал головой и улыбался, потому что любил и еще больше уважал свою Свету!

А за столом еще раз поздравила и откровенно порадовалась, что счастья у Бога просить молодые поехали, неразлучными на веки быть! А гости видели невесту как будто в первый раз. Их дочери на учебу рвутся, в другие города, на вольные хлеба, подальше от огородов и хозяйства, а эта – в дом хозяина привела, свою семью создала, поможет матери младших поднять. Может, они сами у себя все просмотрели? Такой дочкой только гордиться можно!